Вахтенный журнал стареющего пирата

Царь Салтан долго и пристально рассматривал своё яйцо…

Потом подбросил его. Картинно помедлил и ловко поймал на излёте.

- Вот! – со значением объявил монарх, выразительно зыркнув на подданых.

Те зашушукались.

- Вот!.. – повторил самодержец и, не удержавшись, метнул куриный продукт к расписанному гамаюнами потолку ещё раз.

Бояре верноподданически отследили его полёт.

Салтан снова поймал яйцо.

Тронную залу потряс гром хорошо отрепетированных аплодисментов.

- Вот!.. – сказал царь в третий раз, - Вот почему я могу, а вы – нет? Зажирели, дармоеды? Уже и телесами потрясти не могёте?..

- Царь-батюшка, - вскинулся думный боярин Примаков-Покусайло, - Ведь с энтим мериканским бейсболом клятым что вышло-то?..

- Конфузия великая – вот что вышло, - отрезал Салтан, принимаясь облуплять варёное яйцо о подлокотник трона. – Энто ж надо было удумать такую пакость – послать на игрище алимпийское Прошку Кривоглаза!..

- Дык это, - смутился думный боярин, - Нам-то самим вроде как не по чину было за границу ехать, а Прошке – в самый раз…

- «В самый раз!» - передразнил боярина самодержец Всетридевятский, гулко зачавкав сваренным вкрутую яйцом, - А того вы не подумали, что Прошка даром, что Кривоглаз, так ещё и в бейсболе том – аки свин в апельсинах?

- Подумали. Подумали, государь-надёжа, - с готовностью закивал Примаков-Покусайло, - Дык ведь и взаправду больше послать было некого. А Прошка… Он вроде как у нас в «городки» намастрячился. Вот мы и подумали, что похожа игра-то…

- Похожа? – удивился Салтан, едва не подавившись.

- Ну да, – неуверенно развёл руками боярин на фоне общей гробовой тишины, - Тут бросають и там бросають…

- Дык там-то мяч бросают, МЯЧ!.. А не БИТУ!! – взвизгнул государь-надёжа.

- Тут у нас промашка вышла, - смиренно согласился думный боярин, машинально теребя бороду, - Чуток обмишулились.

- ОБМИШУЛИЛИСЬ?!! – продолжал бушевать Салтан, - Да мне мериканский перезедентус до сих пор предъявы строчит. Мол, наш этот… как его?.. Питчер Proshka лутчему мериканскому игроку чуть мозги не вынес!..

- Но в игре-то всё одно наша взяла, - осторожно напомнил думный боярин.

- Ещё б не взяла, - просветлел ликом Салтан, - Я б тады вас всех в бараний рог. За урон осудареву престижу!..

Примаков-Покусайло тактично промолчал, явно не рискуя развивать затронутую сюзереном тему.

Царь же рассупонил мантию, закинул ногу за ногу и улыбнулся:
- А мож оно и хорошо, бояре, что так вышло, а? Опосля Прошки уся мериканская сборная с поля дунула так, что на ковре-самолёте не догонишь.

- Истинно так, царь-батюшка, - согласился думный боярин. – Истинно глаголишь. Хорошо вышло. И Прошка того… Мастер!.. И победу нам засчитали «в связи с категоричным отказом команды противника выйти на поле»… Одно слово – хорошо!

- Ну, а раз «хорошо», то… - Салтан задумчиво пососал кончик скипетра, - …В свете вышесказанного не послать ли нам на ихний мериканский футбол нашего Илюшу с побратимами?

- Коего Илюшу? – моргнул Примаков-Покусайло.

- Ну этого… - монарх расплылся в щербатой улыбке, - …Из Мурома.

Сами знаете чему посвящается.

Царь Салтан долго и пристально рассматривал своё яйцо...

Наконец монарх решительно облупил его о подлокотник трона, очистил, макнул в солонку и смачно зажевал.

Сидевшие по лавкам бояре расплылись в елейных улыбках. Чей-то подобострастный голос пожелал царю-батюшке приятного аппетита. Некто из худородных, гуртовавшихся в самом дальнем углу, басом затянул "многия лета". Прочие тут же подхватили, норовя проорать текст погромче и непременно - в лицо царя...

Самодержец Всетридевятский едва не подавился. Долго тряс над головой сухоньким кулачком, пока, наконец, не смог отдышаться и рыкнуть:
- А ну цыть, подлизы! Ишь, устроили из царёва едалища шоу маст гоу он! Нахватались, панимаешь, всякой еностранной срамотищи!..

Бояре заткнулись.

В гробовой тишине царь дочавкал яйцо, запил его свежевыжатым из коровы молоком и впал в благодушие. Последнее выразилось в том, что государь-надёжа громко почесал себе левую подмышку. Покончив с этим делом государственной важности, Салтан решил, что пора вернуться к царским обязанностям. Он поёрзал седалищем по трону и, заняв пятой точкой удобное положение, велел читать новости.

Из-за спин бояр выкатился сутулый дьяк. Мелко трясясь от осознания важности момента, расправил длиннющий свиток. Чуток откашлялся в ладошку. Начал:
- "Ой, гой-еси царь-государь, не вели казнить, а вели миловать!.."
- Ну, это мы ышшо подумаем. По результатам заслушивания. - Салтан мудро улыбнулся. - Читай дале...
- "Из Альбионии пишуть, что в ихней реке Темзе споймана была предивная брюхатая рыба со всеми признаками бабства. Рыба изругала рыбаков матерно и сиганула из лодки…"
- Русалка. - понятливо кивнул Салтан. – Видать – на нерест шла.
- "Из Хранции пишуть, что на Еблисейских полях случилася намедни ина... инау... инаугурация хранцузскага правителя".
- Энто что за инана... инау... нагурация, язви ея в печень? - государь-надёжа требовательно воззрился с тронных высот на чтеца.
Тот ойкнул и торопливо протараторил:
- Посвящение, стало-быть, Ваше царское Величество. Как есть посвящение. В должность.

Салтан задумался. Засунул машинально в рот клок собственной бороды, чуть-чуть пожевал его и только потом поинтересовался:
- Посвящение в должность? То есть до этой нагурации они в своей должности ни бельмеса не разумели?..
- Ей-ей, царь-государь, так и есть. - тут же поддержал самодержца дьяк. Вообще-то он не был уверен в правильности своего ответа... Но немедленно соглашаться во всём с самодержцем давно стало условным рефлексом при царском дворе.

- Ишь ты... Салтан сдвинул корону на лоб и сосредоточенно почесал плешь. - Были ни уха, ни рыла, а потом по энтому рылу нагурацией - шарах!.. И что? Народец через то шибко умнеет?
- Шибко не шибко, государь-надёжа, а традиция такая в заграницах есть, – осанисто подал голос боярин Примаков-Покусайло. – Чтобы значит эту самую нагурацию прилюдно забубенивать.
- Традиция, говоришь?.. – по глазам Салтана было видно, что в августейшую голову забрела какая-то нетривиальная мысль. Забрела, и теперь государь всё никак не может поймать её за хвост… – А много ль для той нагурации надо?

Примаков-Покусайло какое-то время рассеянно смотрел в расписанный гамаюнами потолок тронной залы и молча загинал пальцы. Закончив подведение умозрительного баланса, боярин доложил:
- Да всего-ничего, царь-государь. Надобны: красного колеру ковёр, амбарная али ещё какая толстая книговина, пяток стрельцов, пушка и народ.
- Ну, раз всего-ничего, - просветлел ликом Салтан, то слушай все мой царский указ – милостливый и неумолимый! Быть завтрева опосля третьих петухов у нас нагурации. Присутствовать всем под страхом порки. Лица по сему случаю иметь радостные, улыбчивые. Меня чествовать и славить неукоснительно. После нагурации – народные гуляния… Быть по сему!

Утро следующего дня выдалось ясным и безоблачным. На площади, что у царского терема, собралась тьма-тьмущая народу. Электорат мучительно сдерживал зевки, растягивал губы в зверских улыбках, с опаской разглядывал раскатанную поверх брусчатки и конского навоза красную ковровую дорожку. Стоящая поодаль бочка с бражкой из царёвых кладовых вызывала куда больший энтузиазм…

Стоило больному астмой Петушку-Золотому Гребешку в третий раз за утро прокашляться, боярин Примаков-Покусайло вынес на всеобщее обозрение толстенную инкунабулу в кожаном переплёте. Книга была столь древней, что в ней давно никто ничего не мог разобрать. Но, надо признать, выглядела та инкунабула крайне солидно. Неподалёку от боярина мялись пять сонных стрельцов при одной пушчонке…

Когда всё было готово, Примаков-Покусайло дал условный знак. Внутри терема грянули фанфары. Рынды распахнули двери и на крыльце показался Салтан. Бодро протрусил по ковровой дорожке до табуретки, на которой лежала инкунабула. Правую руку возложил на книгу, а левой пафосно помахал в воздухе.

Фанфары съехали на уханье одинокого бубна и смолкли. Государь-надёжа картинно прикрыл глаза. Торжественно объявил:
- Люди русские! Братья и сестры! Внуки и внучки! Тёщи и свекрови! Дядьки и тётьки! К вам обращаюсь я в этот хисторический час...

- Ишь ты! Во чешет! Во жжот! – заохал восхищённо народ.

- ...Клянусь править народом моим праведно и нажористо! – продолжал тем временем свой спич монарх. - С пользой для и вопреки всему… - тут Салтан приоткрыл один глаз, чтобы полюбоваться произведённым эффектом. Дело в том, что накануне премудрый Примаков-Покусайло посоветовал царю что-нибудь пообещать народу. Но пообещать невразумительно. Чтобы позже можно было на данные обещания без зазрения совести плюнуть. Боярин пояснил, что в заграницах это называется «тонкий политИк». Так что теперь царь-государь с интересом подглядывал за тем, какое впечатление его «тонкий политИк» оказал на собравшиеся массы. Массы слушали царя с тупым коровьим выражением лиц. Это удовлетворило Салтана по самые гланды, так что он, воинственно вздёрнув бородёнку, барабанил невесть что ещё минут тридцать. Потом устал, охрип, рубанул рукой воздух и закончил очень эффектно:
- …Да пребуду с вами я. Ура!
- УРАААА!!!.. – вразнобой подхватил электорат.

Стрельцы – раз, два! – взяли пищали на караул. Крайний запалил фитиль у пушчонки. Фитиль занялся, ворчливо зашипел. Выстрела долго не было. Так долго, что Примаков-Покусайло уже начал волноваться, а не сорвётся ли салют, но тут, наконец, жахнуло. Ядро по крутой параболе ушло в небо и там запропастилось с концами. Восприняв прозвучавший «бабах», как сигнал, народ снёс замешкавшихся стрельцов и набросился на бражку. Кому-то дармового напитка не хватило и этот кто-то немедленно дал в глаз тому, кому хватило. Тот, кому хватило, ответил. Через секунду азартная драка охватила уже всю площадь…

…Терем уцелел чудом, чего нельзя было сказать о соседних улицах, знатно прореженных случайными пожарами. Судя по доносящимся издалека воплям и звукам мордобоя, в посаде ещё продолжались народные гуляния…

На крыльце царского терема сидели двое: Салтан и Примаков-Покусайло. Вид у боярина был печальный - всю его роскошную горлатную шапку снизу доверху уделал впавший от страха в ажитацию Петушок-Золотой Гребешок... У царя же, несмотря на фингал и вывернутую наизнанку шапку Мономаха, лицо, напротив, лучилось удовольствием.

- Эх, хорошо! – неожиданно сказал царь и хлопнул себя по рваным портам.
- Чего ж хорошего-то, государь-надёжа? – удивился боярин, обозревая полуразрушенную столицу.
- Дык ведь могло быть и хуже! Терем вот не сожгли – ну рази ж не хорошо?

В первый раз за всю свою придворную карьеру Примаков-Покусайло не нашёлся, что ответить царю.

А тот меж тем подбоченился и объявил, что нагурации отныне будут проводиться ежегодно, ибо дело это хорошее и вельми пользительное.

- Чего ж в нём пользительного-то? – брови боярина взлетели под самую изгаженную шапку.
- Ну, во-первых, место в граде под новостройки расчистили, – стал считать Салтан. – Во-вторых, народу бесплатное развлечение устроили. В-третьих, мудрость великую через ту нагурацию обрели…
- Это какую же мудрость-то? – опешил боярин.
- Как какую? – в свою очередь удивился монарх. – Самую, что ни на есть сокровенную. Можно сказать - национальную идею и повод для единения масс.
- …?
- Бражки надо больше, дурень!!!..

Летопись первую читаем тут. Вторую - тут.
---
Борьбе с космополитизмом посвящается.

Царь Салтан долго и пристально рассматривал своё яйцо...

В нём точно было что-то ненормальное, но вот что?

Монарх даже покатал яйцо в руках, почесал – нет, не помогло. На ощупь яйцо, как и положено, было тёплым и твёрдым. Никаких ненормальностей в нём не просматривалось. Тогда царь-государь восхотел с кряхтением согнуться пополам и злокозненное яйцо понюхать… Но вовремя остановился, сообразив, как неавгустейше это будет выглядеть со стороны. Присутствующие в тронном зале бояре и так уже повытягивали шеи, силясь разглядеть, чем это таким увлекательным на троне занят царь-батюшка…

Так что самодержец Всетридевятский поманил к себе пальчиком думного дьяка и властно приказал:
- Ну-тко нюхни се яичко… - и показал, какое именно.
Дьяк послушно рухнул на колени. Присунулся поближе, внюхался.
- Ну?
- Фуууу!..( Читать дальше )

Надысь подумалось, что в последнее время стало модно сказки всякие писать. Так чем я хуже?..
------
...Царь Салтан долго и пристально рассматривал своё яйцо. Оно выглядело распухшим, неестественно большим, и это нервировало монарха. К тому же, разбросанные по яйцу там и сям разноцветные пятна окончательно ввергали царя в прострацию…

Наконец, Их Величество подняло голову. Угрюмо посмотрело на мнущегося одёсную от престола царевича Гвидона:
- Ну, сынку, а ты что скажешь? Видал ли ты когда такое чудо?
Гвидон отвесил поясной поклон, после чего признался, что не видел.
- Ну, а ты, доча?..
Стоявшая ошуюю царевна Лебедь в смущении прикрыла широким рукавом пунцовое лицо:
- Нет, царь-батюшка, и я не видала.
Царь поёрзал на троне, поискал глазами кого бы ещё спросить. Но в тронном зале помимо уже опрошенных присутствовала только сватья баба Бабариха, а с ней Салтан давно был в контрах. Поэтому царь снова взглянул на яйцо и поморщился. Подумал вслух:
- Лекаря что ль позвать? Уж он-то должён в яйцах разбираться…
- Дозволь слово молвить, батюшка. – внезапно выпалил Гвидон, из почтения к отцу так и застрявший в нижней точке поклона.
- Валяй. – Салтан любил поиграть в либерала.
- Я вот подумал… А может лучше немца-дохтура привести? Тот, небось, потолковей нашего лекаря будет?..
- А и верно. - царь стыдливо прикрыл яйцо своей мантией. - Эй, стража, привесть ко мне немца!

По прошествии небольшого кол-ва времени резные двери тронного зала распахнулись и внутрь, после дружного пинка двух стражников, влетело нечто взъерошенное и растрёпанное. Шмякнувшись с громким писком «шайсе!» об пол, нечто сначала нащупало слетевшие с носа очки и только потом поднялось.
- Слышь, немчура… - с угрозой проговорил Салтан. – Что ЭТО?
Царь отдёрнул мантию, чтобы яйцо было лучше видно. Нечто водрузило очки на переносицу и вгляделось:
- О, майн гот…
- …Это в смысле – «писец». - шёпотом, чтобы не слышал царь-батюшка, из-за рукава перевела царевна Лебедь Гвидону.
- О, майн гот… – повторил немец. – Хде ви это фзяли, Фаше Феличество?
- Да вот… - Салтан сделал губы куриной гузкой. – Пошёл, понимаешь, к купчишке заморскому пасхальный подарок супруге прикупить… Вот и прикупил, итить. С эдаким яйцом я теперь не то, что к жене в Пасху - к девке дворовой тёмной ночью выйти постесняюсь!
- И совершенно сря. – бодро улыбнулся немец. – Отшень кароший пасхальный яйтсо фам протали, я-я. Я пы таше скасал – поснавательный яйтсо… Ми такую штуку называйт ГЛОБУС!..